Интервью с Вахтангом Кикабидзе: "Мне говорили, что я мог бы быть неплохим вором"

— Вахтанг Константинович, в прошлый приезд в Киев вы рассказывали, что начали работу над сценарием к фильму "Диагноз: грузины". Как продвигается работа?

— Я уже закончил сценарий. В нем будет 6 новелл-короткометражек, никак между собой не связанных. Сначала я хотел сам взяться за режиссуру, но потом понял, что уже не потяну физически. А вот одну из ролей сыграть — вполне! Одно время думал этот проект снять с украинцами, но пока все на стадии переговоров. Кстати, если эту картину захочет снять Россия, им никто не поверит. Ведь все истории в фильме немного сумасшедшие, что для грузинской нации обычно. А еще скоро в свет должна выйти моя книга. Изначально хотел назвать ее "Я — лицо кавказской национальности", но потом передумал. Честно говоря, я не люблю автобиографии, где постоянно звучит "Я, я, я", так что решил написать о людях, которые появлялись в моей судьбе.

— Скоро выйдет фильм о жизни Гурченко "Люся". Как относитесь к байопикам об актерах? Сами бы хотели, чтобы о вас сняли художественный фильм под названием "Буба", например?

— Я Люсю очень люблю, она была великой артисткой. В кино мне всегда нравились две женщины — Гурченко и Мордюкова. Пару лет назад один канал снял два докфильма: один о Люсе, а другой — обо мне. Так вот, мой мне совсем не понравился: авторы все построили на песнях, а не на фактах биографии. А вот проект о Люде получился очень интересным. И буквально через месяц после его выхода она ушла... Если я и хочу, чтобы обо мне сняли художественный фильм или сериал, я об этом никогда не скажу — это же неприлично. Если человек заслуживает, чтобы его запомнили люди не одного поколения, все будет. К сожалению, еще со времен Союза о великих людях снимают и пишут уже после их смерти. Когда умер Высоцкий, я пришел к нему на следующий день на кладбище вместе с Алексеем Петренко. Было раннее утро, но у его могилы уже стояли несколько сотен людей. Тогда я сказал Леше: "Если бы Володя знал, что его так любят, он бы с удовольствием умер еще раз". Мы никогда не знаем, что скажут о нас после смерти. Но давайте будем оптимистами, ведь у нас еще так много впереди (улыбается). А вообще я смерти не очень боюсь. Я же не знал, что меня родят, поэтому надо относиться к смерти философски.

После слов о Высоцком мне на два года закрыли доступ к зрителю.

— Полгода назад вы полушутя сказали, что собираетесь попросить политубежища в нашей стране и даже купить здесь квартиру...

— Ой, после этих слов вся Грузия начала переживать, что я переезжаю в Украину. Я потом долго оправдывался, но, слава богу, уже все забыли об этой шутке. В моей семье, конечно, беспокоятся, что меня часто не бывает дома из-за гастролей. Но, согласитесь, когда человек занимается тем, что любит, у него нет времени болеть. Я знаю, что если перестану куда-то ездить, то потом слягу и уже не встану. Место на черный день у меня уже куплено, так что по этому поводу не переживаю. Жаль только, что не могу есть свою любимую жареную картошку — врачи категорически запретили. А еще — рыбу, овощи, зелень, мясо, молоко. В общем, можно только манную кашу (смеется).

— Что думаете о белых и черных списках артистов из РФ, которые составляют в нашей стране?

— В списке, где числюсь я, компания замечательная. Но в целом такие вещи попахивают режимом, и делать их не нужно. Люди сами решают, к кому прислушиваться. Свобода — это когда мы говорим и не боимся. Нас ведь всю жизнь учили бояться. В молодости я всегда просыпался с тревогой, где достать еду или одежду. Позже мне пытались навязать мысль о том, что я должен бояться того, что говорю. Во время концерта памяти Высоцкого я сказал несколько слов о том, что действительно думаю, после чего мне отрезали путь к зрителю на два года: отменяли все концерты по звонку "сверху", ставку урезали до минимальной. Если бы я тогда не снимался, точно был бы голодным, и мне было бы нечем кормить семью. Мне не раз говорили: "Не будет петь Кикабидзе, будет Иванидзе — какая разница?". Через два года министра культуры, который все это вытворял, сняли, и меня снова пригласили в Москву. Но я сказал: "Пока новый министр мне лично не позвонит, никуда не поеду". Он, как ни странно, позвонил, и ставку мне вернули.

— В Украину мода на полицейских пришла после опыта в вашей стране. А сами вы когда последний раз сталкивались с полицией?

— Буквально пару дней назад, когда ехал на машине по Тбилиси. Я остановился на светофоре, приоткрыл окно. Заметив меня, полицейские сразу спросили: "Буба, вам чем-то помочь?". Они очень внимательные, и я не преувеличиваю.

— Ваш отец пропал без вести в 1942 году в Керчи. Что можете сказать детям и женам, которые тоже потеряли родных, — уже на нашей войне?

— Мой отец не был военнообязанным, к тому же у него было зрение минус десять. Но он, журналист, сказал моей маме, что ему стыдно по улице ходить, и сам ушел на фронт в начале 1942-го. Когда началось российское вторжение в Грузию, я подумал, что если бы отец был жив, он бы не поверил в происходящее. Люди, которые потеряли своих любимых, должны гордиться ими. Они — герои! Когда я последний раз выступал в Киеве, после концерта все цветы отнес туда, где лежит "Небесная сотня".

Место на черный день я уже купил, так что по этому поводу не переживаю.

— Какое хобби вы сохранили на протяжении всей жизни?

— Я — заядлый рыбак. Когда мы снимали фильм "Совсем пропащий" по произведению Марка Твена "Приключения Гекльберри Финна", я уговорил Данелия жить не в гостинице, а на корабле. А все для того, чтобы по утрам перед съемками закидывать спининги с палубы. Через несколько дней капитан рассказал, где рыбные места, и мы швартовались именно там. Так мы и сняли фильм, который в США получил премию в номинации "Лучшая экранизация Марка Твена". Кстати, из всех фильмов со своим участием больше всего люблю именно этот. Я счастливый человек, что встретил Данелия. Не всем, даже очень талантливым актерам, везет найти своего режиссера. Я не знаю, что бы из меня вышло, если бы я не встретил его. Кстати, один вор в законе мне как-то сказал, что если бы я не стал актером и певцом, то точно был бы вором, причем с прозвищем Артист (смеется).

— В августе Георгию Данелия исполнилось 85. Вы его поздравляли?

— Конечно, мы очень близкие друзья. Последний раз я его видел, когда был в России, в 2008 году. Я дал себе слово туда не ездить, пока не изменится их правительство.

— Скажите, это правда, что финал "Мимино" изначально был совсем другим?

— Истинная! Весь фокус был именно в финале, который вырезала цензура. Я не считаю "Мимино" комедией — скорее это философская трагикомедия. В одной из последних сцен, где мой герой спрашивает стюардессу, хочет ли она, чтобы я выпрыгнул из самолета, она отвечает "нет". А Мимино прыгнул — именно это и не показали. Затем были кадры, как Мимино на заднице съезжает с горы и говорит товарищу — мол, нелетная погода, пришлось пешком идти. Тот ему в ответ: "У тебя брюки лопнули". А Мимино отвечает: "Дурак ты... Слева перед тобой Казбек, справа — Эльбрус, а ты уставился на мою задницу и красоты не видишь". На этом "Мимино" должен был закончиться.

— Вы — мастер по рассказыванию анекдотов. Поделитесь с нашими читателями своим любимым.

— По пустыне ползет грузин. Уже ходить не может — обезвоживание. Чувствует, что скоро помрет. Ползет из последних сил, ползет, вдруг видит — дерево. Подползает — под ним стоит женщина, перед ней — стол с галстуками. Он говорит: "Дай мне воды!" — "Нет воды. Может, галстук купишь?" — "Воды, умираю!" — "Если еще можешь ползти, через 20 километров будет ресторан. Ползи, там тебя и напоят, и выкупают, и накормят". И он пополз. Через три дня обратно ползет, уже весь в шрамах. "Ну что, напоили?" — "Нет, в ресторан без галстука не пустили".