Подземная жизнь Донбасса. Дети: "Когда летят снаряды, падаем на пол и начинаем молиться"

События, которые произошли в стране за последний год, родили мощное волонтерское движение. Конечно, и до этого времени немало украинцев бескорыстно помогали другим. Будь то дети-сироты, матери-одиночки или немощные старики. Но за последний год движение волонтеров стало событием поистине всеукраинского масштаба: пожалуй, не осталось сегодня в стране людей, которые не помогали бы военным, переселенцам или жителям оккупированных территорий. "Сегодня" узнала, каково это — быть волонтером.

По-донецки. Каждый день группа "Ответственные граждане" приезжает в самые дальние и самые опасные уголки шахтерской столицы, чтобы доставить живущим там землякам все самое необходимое: воду и продукты, одежду и обогреватели, лекарства и даже детские игрушки. В группе около 50 волонтеров. Но рассказывать о себе они не хотят — опасаются боевиков, которые за помощь обычным людям запросто могут лишить жизни. А ведь от волонтеров зависят сотни обычных людей, лишенных крова над головой и обычных человеческих радостей. Чтобы на себе прочувствовать, насколько тяжело психологически людям, решившим помогать дончанам в оккупированном городе, "Сегодня" отправилась с волонтерами на окраину Донецка, где в бомбоубежищах уже пятый месяц живут люди. "Вот, хотели детям привезти игровую приставку, которую нам передали, но оказалось, что не можем найти к ней картриджи", — сокрушается по дороге 24-летний волонтер Данил.

"В прошлой жизни" Данил был ведущим на праздниках, сейчас он за рулем побитого дорогами и жизнью пикапа носится из одного конца Донецка в другой, доставляя нуждающимся необходимые вещи. "Никто никогда не переубедит меня, что я делаю что-то не так, — говорит парень. — Это честь — быть волонтером! Ощущение страха, конечно, есть, особенно если ты один в машине на трассе, а вокруг ни души. Но все проходит, и я занимаюсь этим и буду заниматься. Мы, украинцы, милосердная и сочувствующая нация — это видно по тому, как украинцы помогают тем, кому сейчас труднее всего".

"Под землей спокойнее". Конечный пункт назначения так далек от центра Донецка, что приходится спрашивать дорогу у случайного прохожего. Над нами летают отголоски артиллерийских залпов. Где-то далеко идет бой, но немногочисленные жители, встретившиеся нам по пути, и ухом не ведут. Мол, далеко ведь "бахает"… Крыша бомбоубежища сливается с грязно-белым снегом, и ее запросто можно не заметить.

Над бомбоубежищем высится старый столб ЛЭП с надетыми на поперечно приколоченные доски жестяными пивными банками. "Это радио", — подсказывает мальчишка, неожиданно появившийся из ближайшего сугроба. Мальчишку зовут Артем, ему 12 лет. В школу он не ходит. "Закрыта школа, мы же в "красной зоне", — снисходительно объясняет Артем. Его родители работают на шахте, а сына на день отправляют в бомбоубежище — там есть люди, друзья и присмотр. "Мы целый месяц осенью, когда бабахало сильно, на море жили, но стало холодно, и мы вернулись, живем неподалеку, — говорит Артем. — Отец сказал, что будем как-то сами выживать и это все должно когда-то закончится. Школу я не прогуливаю — по интернету учусь. Правда, у меня его нет — хожу к другу через две улицы, у него интернет есть, и он мне говорит, что задали. В подвале мне нестрашно, а чего боятся? Под землей сейчас спокойнее, чем на ней. Мы с пацанами друг другу истории страшные любим рассказывать, когда темно, в "балду" играем — это когда из букв слова составляют. А сегодня я вообще дома — ребятам сюда "Мивины" погрызть приносил".

ВО ТЬМЕ. Возле входа, ведущего под землю, нас встречает 20-летняя Алина с крохотной дочкой на руках — самой маленькой обитательницей подземелья. В сентябре ей исполнился годик. "Тут мы и отметили день рожденья", — показывает Алина рукой в черноту подвала. "А как отметили?" — "Да никак. Тортики здесь печь, что ли?".

В подвал спускаемся на ощупь — ночью после обстрела большая часть Петровского района осталась без света. Подсветка телефона стыдливо отключается — ей не под силу пробиться сквозь кромешную тьму. Два шага, поворот налево, и чей-то голос: "Сейчас, сейчас!". В темноте вспыхивает свеча. Одна, вторая, третья…

Несколько детишек вертятся под ногами, взрослые растерянно стоят у стены. Это явно не то место, куда бы они хотели пригласить гостей. На ум приходят только кадры из военных фильмов: зима, бомбоубежище, женщины с тревожными глазами, тихие испуганные дети… Из "временного провала" нас вытаскивают голоса волонтеров и жильцов этого спокойного, но такого странного дома. Они обсуждают прошедшую ночь — "взрывалось ужас как, прямо здесь". "Ночью сюда, наверное, под сто человек пришли, — говорит дончанка Елена. — И все соседи: с Кизильской, Феодосийской, Новомосковской, улицы Тевосяна. Страшно же всем". И точно — рядом с бомбоубежищем, воткнувшись в промерзлую землю, торчат остатки снаряда.

Волонтерам здесь рады: те привозят теплую одежду и обогреватели. В бомбоубежище уже пятый месяц живут обычные люди, которые здесь чувствуют себя спокойнее, чем дома. Ведь над их домами, а иногда и в домах грохочут снаряды.

Интересуемся: "А сколько человек тут живет постоянно?". "В первой комнате — десять, во второй — шесть, есть и третья комната", — буднично перечисляет Елена. Свеча озаряет старое кресло, где сидит и глазеет на нас трехлетняя Вика. Дальше у стены, кажется, диван. Где-то над стенами, как говорит Елена, стоят стеллажи с уложенными на них матрасами — на них спят.

"Дни проходят одинаково, — говорит 13-летняя Лиза, которая живет здесь с мамой и бабушкой. — Проснулись, привели себя в порядок. Если относительно тихо, то можно сбегать домой приготовить что-нибудь покушать и принести сюда. Если стреляют — то сидим тут…". "Консервы из гуманитарной помощи едим", — добавляет бабушка Лизы.

"Мы позавчера пошли с мамой домой, так начался обстрел. Мы на пол упали и молиться начали, — Лиза говорит спокойно, очень спокойно, как взрослый человек, попавший в трудные обстоятельства и постоянно анализирующий, что же происходит. — От взрывной волны аж дверь в дом открылась. Страшно было, очень страшно. Мы спать там не можем — здесь спим".

О том, где они работают, жители бомбоубежища говорят неохотно. Точнее, вообще не говорят. "Не хочу, чтобы кто-то из коллег узнал о том, где нам приходится жить, — объясняет женщина, представившаяся Златой. — Стыдно признаться. У меня на работе все как-то стараются о войне не говорить, вроде как нет ее, потому что живут в других районах города, там не так все слышно. А у меня дом каждую ночь трясется. Не высыпаюсь, все из рук валится. Забыла, когда уже за собой ухаживала. Одежду сносила, проходила всю осень в одних ботинках, штанах и свитерке. Зарплату нам частями дают — по 100, 200 гривен, на нее особо ничего не купишь. Дети уехали. Говорят: "Бери отца — приезжай". А как и куда я приеду, если у мужа больные ноги, и дом нельзя оставить — мы его 15 лет строили!".

"Мы живем тут с 11 июля. Пришли, как только в Марьинке бои начались, — негромко рассказывает Елена. — Нам помогают соседи по улице. Вот Валера с улицы Кизильской пускает и в туалет, и помыться-постираться".

"ПРИВЫКЛИ УЖЕ...". Вокруг нас постоянно шуршат детишки разных возрастов. На руках у бабушки сидит слегка сонный трехлетний Илья. "Ой, разбудили", — огорченно вздыхаем мы. "Нет, он не спал, игрушками играл на кровати", — успокаивает нас бабушка. Непостижимо, как маленький ребенок в темноте может спокойно играть. "Да попривыкли уже, — говорит кто-то из темноты. — На улице не нагуляешься особо, потому что холодно. Вот они и привыкли тут играть тихонечко".

В бомбоубежище заходит еще одна жительница, Лидия. "Сходила, посмотрела на свой дом: стекол нет, с крышей что-то — то ли снарядом точно попали, то ли осколок, — говорит она, отряхиваясь. — Пока тут буду". Лидии на вид лет 50, на самом деле — чуть больше 40. Работала маляром-штукатуром, но сейчас без работы. "Живу на то, что муж присылает — он на заработках за границей, — рассказывает Лидия. — Рвался сюда, но я еле уговорила его не приезжать, сказала: что мы тут трястись вдвоем будем? Лучше пусть деньги зарабатывает, а мне одной легче спрятаться, когда стрелять начинают. Когда в августе совсем невмоготу стало, бомбили чуть ли не каждый день, я из подвала вместе с котом Шуркой не выходила. Но страшно же одной — жуть! У меня там хоть и тепло, светло, продукты есть, а все равно страшно. Помню, двое суток просидела, потом выхожу — а у меня весь огород стеклянной крошкой усыпан, все стекла повылетали. Только вставила — и вчера снова осталась без окон. Кот мой убежал со страху, но я думаю, придет — он у меня умный. Муж сказал: заколачивай окна досками и уезжай, а я вот сюда прихожу, к людям. Вроде как недалеко от дома и вроде как не так страшно. Пойду посплю, ведь целую ночь глаз не закрывала". Лидия скрывается в темноте.

"Спим, конечно, беспокойно, — замечает еще одна обитательница бомбоубежища Ольга. — И дети вскрикивают во сне, и взрослые беспокойные". Возле бомбоубежища шумят мальчишки лет десяти. Играют в снежки, бегают смотреть на снаряд, просто валяются в снегу. Им бы в теплый дом да чаю с вареньем, чтобы не простудились, да мультфильмы по телевизору… Но у них здесь нет ни телевизора, ни варенья.

Отъезжаем — навстречу едет аварийная машина электросетей, неподалеку электрики восстанавливают разорванные снарядами провода. "Не забудьте, пожалуйста, про людей в бомбоубежище — они без света уже сутки сидят, а им обогреватели включить надо, там же дети", — сбивчиво объясняем крепким парням в спецодежде. "Ну что вы… Конечно, не забудем, мы все понимаем", — говорит один из них, остальные дружно кивают. Мы едем дальше, а в голове — старый диван в свете свечей, сонный Илюшка, который в темноте играет своими солдатиками и машинками, да игровая приставка, к которой надо срочно найти картриджи. "Уже полгода волонтер, а все привыкнуть не могу до сих пор. Помогать буду, сколько сил хватит. Без нас им не выжить", — говорит Данил.

Волонтеры: "Помнишь первую жертву"

Ребята из запорожского благотворительного фонда "Храм" были одними из первых, кто стал помогать крымчанам. "Мы не имеем отношения к церкви, а только к христианским ценностям, — говорит директор фонда Ирина Дмитрив. — В зону боевых действий начали ездить в марте. Упаси Бог таким хвастаться, просто так сложилось — у нас уже был опыт сбора средств на различные благотворительные цели. В мирное время мы шесть лет занимались проблемами усыновления. Может, именно поэтому уже 8 марта у меня были деньги для вдовы Сергея Кокурина, который стал первой жертвой конфликта в Крыму. Первая жертва всегда запоминается. Это было толчком: мы поняли, что обязаны и дальше помогать. Мы созванивались с Минобороны, чтобы узнать, как помочь. Благо, местные тогда помогали нашим военным с провизией. Когда началась АТО, мы тут же отправили бойцам письма со своими номерами телефонов и GPS-навигаторы. Вскоре позвонили ребята из 72-й бригады. Теперь у нас хорошо налажена связь с военнослужащими и людьми, которые помогают армии. Недавно жители Киева передали очень редкие кровоостанавливающие препараты (около $200 за ампулу). Мы их отдали нашим киборгам в Донецкий аэропорт".

О КОНКУРЕНЦИИ. "Среди настоящих волонтеров нет конкуренции: мы часто делимся друг с другом опытом, хорошо знаем друг друга, — говорит Ирина. — Неважно, кто больше собрал помощи и кто большему количеству солдат помог. Ведь мы делаем одно общее дело. Главная проблема — это координация действий, чтобы все собранное было распределено равномерно среди военнослужащих. Мир вообще тесен. Помню, мы привозили летом в Амвросиевку помощь ребятам — они в "зеленке" стояли, как раз "Грады" тогда били по нашим. Пообщались, потом сфотографировались с парнями, правда, они в балаклавах были. Несколько месяцев спустя уже в Запорожье разгружаем продукты для переселенцев. Подъехала машина с парнями в камуфляже — забрать вещи и продукты на передовую. Помогли нам загрузить продукты. Я их благодарю и спрашиваю: "Откуда вы?" — А они: "Так вы ж к нам приезжали, мы с вами в посадке фотографировались!". Сделали фото уже без масок. Мы, волонтеры, тогда лиц солдат не видели, но они нас запомнили".

В АТО. Тут рады даже рисункам

"Деньги отдавать — это ведь не подвиг"

"Наши волонтеры творят чудеса, а у меня все достаточно примитивно: если что прочту или услышу, то помогаю. Благо, есть своя небольшая фирма, — говорит киевлянка Алена Волошина. — Во время революции ездила на Майдан, возила продукты, лекарства, деньги. После похорон "Небесной сотни" долго там не могла появляться, перешла в соцсеть. Искала в ленте сообщения с просьбами о помощи и просто перечисляла деньги. Среди моих знакомых, близких и родственников есть те, кто воюет. Вот им помогала в перевозках, пересылках, закупках. Во время Майдана отдала все свои личные сбережения — почти 80 000 грн. Теперь помогаю по возможности. В среднем жертвую 2000—3000 гривен в неделю. Больше не могу — надо зарплату работникам платить. Я не очень люблю на такие темы общаться. Деньги отдавать — это не подвиг... Не в материальном смысл жизни. Оно приходит и уходит. Сейчас я пришла к выводу, что я эгоистка: помогаю, потому что у меня до сих пор осталось чувство вины перед убитыми на Майдане ребятами-героями. А с другой стороны, кто поможет, если не мы?".

Алена Волошина

ПОНЕВОЛЕ. "Никогда не мог себя представить в роли волонтера, но жизнь вносит свои коррективы, — говорит многодетный отец, строитель Андрей. — Один из моих сыновей решил пойти добровольцем в украинскую армию. Когда он находился месяц в учебке и нас разделяли несколько сот километров, я каждую неделю возил сыну передачи — еду и обмундирование. То, что ему выдали, на нем просто висело — он у меня щупленький. На форму и бронежилет собирали всем миром по соцсетям. Затем подразделение сына передислоцировали под Мариуполь. Начали помогать всем бойцам. На подъездах к самой зоне боевых действий нашу колонну встречали бойцы и сопровождали до непосредственного места дислокации подразделения. Чаще всего возим ребятам теплые вещи и продукты. Недавно обнаружили, что знакомый блокпост пуст и изрядно поврежден снарядами. Отправились дальше самостоятельно, без конвоя. Через время встретили моего сына с товарищами. Оказывается, это направление под постоянным обстрелом, и только Бог знает, как мы под этот обстрел не попали. Скоро снова поедем, уже вооружившись молитвой".

Как вычислить псевдоволонтеров

К сожалению, среди волонтеров тоже попадаются нечестные люди. Есть и мошенники, которые пользуются добродушием граждан, желающих помочь беженцам с Донбасса или бойцам, чтобы набить собственные карманы. Чтобы не оказаться жертвой мошенничества, волонтеры советуют соблюдать такие правила безопасности:

1. Никогда не спешите. Перед тем как перечислить деньги или передать вещи, узнайте о благотворительном фонде (или волонтерской организации) все, что сможете: сколько им лет, под эгидой каких международных фондов они начали свою работу (хорошо, если, например, это будет Красный Крест). Тщательно изучите деятельность фонда. Как правило, многие волонтеры прежде занимались социальной помощью нуждающимся. Если волонтеры раньше занимались поддержкой творческих проектов, то очень внимательно присмотритесь к их деятельности;

2. Не стесняйтесь задавать вопросы. Например, как и через кого передаются деньги или вещи. Спросите отчетность — у каждого уважающего себя волонтера есть сканы чеков, которые отправляются людям, жертвующим деньги. Вся бухгалтерия должна быть прозрачна, чтобы в любой момент предоставить благотворителям любую финансовую отчетность. Если вам отвечают: "Бухгалтера сейчас нет в офисе, а ключ от сейфа только у нее", прощайтесь и ищите других;

3. Требуйте фотоотчетов о проделанной работе. Волонтеры не просто сидят в офисах, но и непосредственно участвуют в передаче помощи на местах назначения;

4. Проверяйте контакты волонтеров в соцсетях. Волонтеры, занимающиеся обеспечением бойцов, знают друг друга, потому ко всем новичкам относитесь с опаской.