Дмитрий Астрахан: "Дружбы между режиссерами быть не может – твоему успеху рады не будут"

— Дмитрий Хананович, вы часто бываете в Крыму, работаете здесь или отдыхаете?

— Приезжаю где-то раз в год и стараюсь совмещать приятное с полезным. Раньше в России была программа помощи русским театрам за рубежом. И в 2009 году моя подруга выиграла грант на постановку спектаклей в любом зарубежном театре и предложила мне с ней поработать. А как раз я был в это время в Севастополе, где мы с женой прогуливались и зашли на спектакль в театр имени Луначарского. Мне понравилось выступление артистов, и я решил работать в нем. С тех пор в Луначарке сыграны уже три мои постановки, а труппа там очень сильная и талантливая. В симферопольских театрах, к сожалению, не был, просто не хватает времени.

— Откуда берете идеи для ваших фильмов и спектаклей?

— Мне повезло, что лет 20 назад я встретил сценариста Олега Данилова, с которым все это время мы дружим и сотрудничаем, и он подает мне идеи и пишет прекрасные сценарии.

— Какая атмосфера обычно царит у вас на съемочной площадке?

— Я за демократию, поэтому слежу, чтобы каждый из участников съемочного процесса имел возможность высказаться, ведь это помогает съемкам. И если даже кто-то из персонала скажет мне, что у меня перекосилась камера, я прислушаюсь и исправлюсь.

— У вас есть конкретная аудитория зрителей, для которой вы снимаете свои фильмы?

— Конкретного зрителя, на которого я работаю, нет. Для меня до сих пор остается большим удивлением, что я занимаюсь делом, которое мне очень нравится, и оно нравится другим людям. Кроме того, в нашей профессии есть элемент непредсказуемости, который делает весь фильм талантливым. Это, знаете, как — вошел в процесс человек, и раз — все загорается светом. За созданием одного фильма стоят несколько личностей, которые делают так, чтобы все озарилось, чтобы все сработало. Мне не нравятся режиссеры, которые, сделав что-то и получив негативную реакцию зрителя, говорят, что он просто не дорос до их творчества.

— Каким тогда, по вашему мнению, должен быть артист?

— Он должен быть таким, чтобы я смог ему сопереживать! Артист должен быть эмоциональным, заразительным, убедительным, а когда он просто сидит в кадре и молчит, то я не понимаю, что им движет. Для меня это не киноискусство, это какая-то, простите, ерунда. И вот если ты как актер сумел сделать так, чтобы режиссер сопереживал, то готовься, что получишь большую зарплату, если нет — то не выдадут ничего вообще. (Смеется.)

— Над какой картиной вы работали в последнее время?

— Последний мой фильм «Деточки» — о том, как дети творят самосуд над преступником, с которым не могут справиться власти. И это ситуация дилеммы, когда это вроде бы и преступления, но и добрые поступки. Мы задаем в фильме открытый вопрос зрителю: кто должен бороться с беззаконием?

— Поддерживаете ли вы дружеские отношения с другими режиссерами?

— Я не питаю по этому поводу иллюзий. Такому отношению нас научили в институте: режиссеры могут уважать чужой труд, уважать то, что ты хорошо поработал над фильмом или спектаклем. Но испытывать симпатий к твоему успеху никто не будет, уж поверьте.

— В одном из ваших самых популярных фильмов «Все будет хорошо» постоянно появляется рекламный щит с фразой «Терпкий вкус другой жизни». Что это значит?

— Это фильм о том, что у человека должна быть мечта. Рабочее общежитие в российской провинции — грязь, нищета, убожество... И в этом забытом Богом месте появляется блистательная пара — эксцентричный миллионер Константин Петрович Смирнов и его сын, самый юный нобелевский лауреат Петя. Я очень хорошо чувствовал, про что я снимаю, сценарист Олег Данилов знал, про что он пишет. Мы точно поймали это ощущение — ведь когда пришел капитализм, стало все меняться. Нам всегда говорили, что мы все одинаковы. Советская власть нам врала по большому счету, выяснилось, что мы не равны. Хотя я считаю, что, если человек прыгает через себя, награда будет, даже если в тебя никто не верит и открыто над тобой измывается.

— Пытаетесь ли вы через своих героев донести какую-то мысль до зрителя?

— Герой должен быть с лицом и чувством достоинства, и чтобы был симпатичен не только мне как режиссеру, но и всем. Вот тогда хочется подражать этому человеку. И тогда начинаешь думать: «Я хочу всегда быть на высоте, как и этот персонаж». Ведь каждый из нас хотя бы в мечтах хочет быть лучше.

— У кого-нибудь из великих режиссеров вы перенимали опыт?

— Мне встречались много педагогов, но главное, что я научился вычленять из жизни суть. Я думаю, это вообще главный талант у человека. Мой отец мог видеть это внутреннее ядро, и это умение у меня от него. Он был учителем истории, и когда я приходил к нему за советом перед экзаменом, он мог сразу, сходу в трех словах мне изложить суть вопроса так, чтобы я все понял. Мой отец, к сожалению, не видел моих фильмов. Но вот когда он посмотрел мой первый спектакль, он сказал моей матери, что я стал серьезный, он увидел, что его сын может сделать хороший спектакль. Я его удивил, он был горд мной.

— А ваши дети смотрят фильмы вашего производства?

— Да, смотрят и причем частенько критикуют. У меня шестеро детей от 3 до 19 лет. Мы стараемся, когда смотрим фильмы, обсудить все. Детей стараюсь научить, чтобы ценили сделанную работу, ценили умения. Понимали, что важно что-то создать, удивлять своими достижениями окружающих.

— Вы занятой человек, успеваете уделять время своей семье?

— Стараюсь, конечно, быть с ними как можно больше, но иногда катастрофически не успеваю. С детьми находится жена, она умеет с ними справляться, а у меня иногда даже выходных не бывает. (Улыбается.)

МНОГОДЕТНЫЙ ПАПА И УСПЕШНЫЙ РЕЖИССЕР